Бабушка надела ордена
И сейчас красивая такая!
День Победы празднует она,
О войне великой вспоминая. Грустное у бабушки лицо. На столе солдатский треугольник. Дедушкино с фронта письмецо
Ей читать и нынче очень больно. Смотрим мы на дедушкин портрет
И разводим ручками с братишкой:
— Ну какой, какой же это дед?
Он же ведь совсем ещё мальчишка!
Федор Тютчев — Тихо в озере струится
На дне моей жизни, на самом донышке Захочется мне посидеть на солнышке, На теплом пенушке.
И чтобы листва красовалась палая В наклонных лучах недалекого вечера. И пусть оно так, что морока немалая — Твой век целиком, да об этом уж нечего.
Я думу свою без помехи подслушаю, Черту подведу стариковскою палочкой: Нет, все-таки нет, ничего, что по случаю Я здесь побывал и отметился галочкой.
Немые
Я слышу это не впервые,В краю, потоптанном войной,Привычно молвится: немые,—И клички нету им иной.
Старуха бродит нелюдимоУ обгорелых черных стен. — Немые дом сожгли, родимый,Немые дочь угнали в плен.
Немые, темные, чужие,В пределы чуждой им землиОни учить людей РоссииГлаголям виселиц пришли.
Пришли и ног не утирали. Входя в любой, на выбор, дом. В дому, не спрашивая, брали,Платили пулей и кнутом.
К столу кидались, как цепные,Спешили есть, давясь едой,Со свету нелюди. Немые,—И клички нету им иной.
Немые. В том коротком словеЖивей, чем в сотнях слов иных,И гнев, и суд, что всех суровей,И счет великих мук людских.
Федор Тютчев — Сияет солнце, воды блещут
Сияет солнце, воды блещут, На всем улыбка, жизнь во всем, Деревья радостно трепещут, Купаясь в небе голубом.
Поют деревья, блещут воды, Любовью воздух растворен, И мир, цветущий мир природы, Избытком жизни упоен.
Ночлег
Разулся, ноги просушил,Согрелся на ночлеге,И человеку дом тот мил,Неведомый вовеки.
Дом у Днепра иль за Днепром,Своим натопленный двором,—Ни мой, ни твой, ничейный,Пропахший обувью сырой,Солдатским потом, да махрой,Да смазкою ружейной.
И, покидая угол тот,Солдат, жилец бездомный,О нем, бывает, и вздохнет,И жизнь пройдет, а вспомнит!
Вечный огонь
Над могилой, в тихом парке
Расцвели тюльпаны ярко. Вечно тут огонь горит,
Тут солдат советский спит.
Мы склонились низко-низко
У подножья обелиска,
Наш венок расцвёл на нём
Жарким, пламенным огнём.
Мир солдаты защищали,
Жизнь за нас они отдали. Сохраним в сердцах своих
Память светлую о них!
Как продолжение жизни солдат
Под звёздами мирной державы
Цветы на ратных могилах горят
Венками немеркнущей славы.
Александр Твардовский — Не хожен путь
Не хожен путь, И не прост подъем. Но будь ты большим иль малым, А только — вперед За бегущим днем, Как за огневым валом. За ним, за ним — Не тебе одному Бедой грозит передышка — За валом огня. И плотней к нему. Сробел и отстал — крышка! Такая служба твоя, поэт, И весь ты в ней без остатка. — А страшно все же? — Еще бы — нет! И страшно порой. Да — сладко!
Костер, что где-нибудь в лесу,Ночуя, путник палит,—И тот повысушит росу,Траву вокруг обвялит.
Пожар начнет с одной беды,Но только в силу вступит —Он через улицу садыСоседние погубит.
А этот жар — он землю жег,Броню стальную плавил,Он за сто верст касался щекИ брови кучерявил.
Он с ветром несся на восток,Сжигая мох на крышах,И сизой пылью вдоль дорогЛежал на травах рыжих.
И кто в тот год с войсками шел,Тому забыть едва лиТоску и муку наших сел,Что по пути лежали.
И кто из пламени бежалВ те месяцы лихие,Тот думать мог, что этот жарСмертелен для России.
И не одна уже судьбаБыла войны короче. И шла великая борьбаУже как день рабочий.
И ты была в огне жива,В войне права, Россия. И силу вдруг нашла МоскваОтветить страшной силе.
Москва, Москва, твой горький год,Твой первый гордый рапорт,С тех пор и ныне нас ведетТвой клич: — Вперед на запад!
Пусть с новым летом вновь тот жарДохнул, неимоверный,И новый страшен был удар,—Он был уже не первый.
Ты, Волга, русская река,Легла врагу преградой. Восходит заревом в векаПобеда Сталинграда.
Пусть с третьим летом новый жарДохнул — его с восходаС привычной твердостью встречалСолдатский взгляд народа.
Он мощь свою в борьбе обрел,Жестокой и кровавой,Солдат-народ. И вот Орел —Начало новой славы.
Иная шествует пора,Рванулась наша силаИ не споткнулась у Днепра,На берег тот вступила.
И кто теперь с войсками шел,Тому забыть едва лиИ скорбь и радость наших сел,Что по пути лежали.
Да, много горя, много слез —Еще их срок не минул. Не каждой матери пришлосьОбнять родного сына.
Но праздник свят и величав. В огне полки сменяя,Огонь врага огнем поправ,Идет страна родная.
Ее святой, великий труд,Ее немые мукиПрославят и превознесутБлагоговейно внуки.
И скажут, честь воздав сполна,Дивясь ушедшей были:Какие были времена!Какие люди были!
У обелиска
Вся суть в одном-единственном завете
Вся суть в одном-единственном завете:То, что скажу, до времени тая,Я это знаю лучше всех на свете —Живых и мертвых,- знаю только я. Сказать то слово никому другому,Я никогда бы ни за что не могПередоверить. Даже Льву Толстому —Нельзя. Не скажет, пусть себе он бог. А я лишь смертный. За свое в ответе,Я об одном при жизни хлопочу:О том, что знаю лучше всех на свете,Сказать хочу. И так, как я хочу.
Дробится рваный цоколь монумента
Дробится рваный цоколь монумента,Взвывает сталь отбойных молотков. Крутой раствор особого цементаРассчитан был на тысячи веков.
Пришло так быстро время пересчета,И так нагляден нынешний урок:Чрезмерная о вечности забота —Она, по справедливости, не впрок.
Но как сцепились намертво каменья,Разъять их силой — выдать семь потов. Чрезмерная забота о забвеньеНемалых тоже требует трудов.
Все, что на свете сделано руками,Рукам под силу обратить на слом. Но дело в том,Что сам собою камень —Он не бывает ни добром, ни злом.
стихи и фото на тему ВОВ
Иван Громак
Не всяк боец, что брал Орел,Иль Харьков, иль Полтаву,В тот самый город и вошелЧерез его заставу.
Вот так, верней, почти что так,В рядах бригады энскойСражался мой Иван Громак,Боец, герой Смоленска.
Соленый пот глаза слепилСолдату молодому,Что на войне мужчиной был,Мальчишкой числясь дома.
И вот уже недалекиЗа дымкой приднепровскойИ берег тот Днепра-рекиИ город — страж московский.
Лежит пехота. Немец бьет. Крест-накрест пишут пули. Нельзя назад, нельзя вперед. Что ж, гибнуть? Черта в стуле!
И словно силится прочестьВ письме слепую строчку,Глядит Громак и молвит: — Есть!Заметил вражью точку.
Берет тот кустик на прицел,Припав к ружью, наводчик. И дело сделано: отпелНемецкий пулеметчик.
Один отпел, второй поет,С кустов ссекая ветки. Громак прицелился — и тотПодшиблен пулей меткой.
Иван Громак смекает: врешь,Со страху ты сердитый. Разрыв! Кусков не соберешь —Ружье бойца разбито.
Громак в пыли, Громак в дыму,Налет жесток и долог. Громак не чуял, как емуПрожег плечо осколок.
Минутам счет, секундам счет,Налет притихнул рьяный. А немцы — вот они — в обходПозиции Ивана.
Ползут, хотят забрать живьем. Ползут, скажи на милость,Отвага тоже: впятеромНа одного решились.
Вот — на бросок гранаты враг,Громак его гранатой,Вот рядом двое. Что ж Громак?Громак — давай лопатой.
Сошлись, сплелись, пошла возня. Громак живучий малый. — Ты думал что? Убил меня?Смотри, убьешь, пожалуй!—
Схватил он немца, затаяИ боль свою и муки: —Что? Думал — раненый? А яЕще имею руки.
Сдавил его одной рукой,У немца прыть увяла. А тут еще — один, другойНа помощь. Куча мала.
Такая тут взялась жара,Что передать не в силах. И впереди уже «ура»Слыхал Громак с носилок.
И как гласит о том молва,Он не в большой обиде. Смоленск — Смоленском. А Москва?Он и Москвы не видел.
Александр Твардовский — День пригреет
День пригреет – возле дома Пахнет позднею травой, Яровой, сухой соломой И картофельной ботвой. И хотя земля устала, Всё ещё добра, тепла: Лён разостланный отава У краёв приподняла. Но уже темнеют реки, Тянет кверху дым костра. Отошли грибы, орехи. Смотришь, утром со двора Скот не вышел. В поле пусто. Белый утренник зернист. И свежо, морозно, вкусно Заскрипел капустный лист. И за криком журавлиным, Завершая хлебный год, На ремонт идут машины, В колеях ломая лёд.
Степан Щипачев — 22 июня 1941
Казалось, было холодно цветам, и от росы они слегка поблёкли. Зарю, что шла по травам и кустам, обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник, и пограничник протянул к ним руки. А немцы, кончив кофе пить, в тот миг влезали в танки, закрывали люки.
Такою все дышало тишиной, что вся земля еще спала, казалось. Кто знал, что между миром и войной всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чем, а славил бы всю жизнь свою дорогу, когда б армейским скромным трубачом я эти пять минут трубил тревогу.
Рассказ танкиста
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,И только не могу себе простить:Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти-двенадцати. Бедовый,Из тех, что главарями у детей,Из тех, что в городишках прифронтовыхВстречают нас как дорогих гостей.
Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,Мы прорывались к площади вперёд. А он гвоздит — не выглянуть из башен, —И чёрт его поймёт, откуда бьёт.
Тут угадай-ка, за каким домишкойОн примостился, — столько всяких дыр,И вдруг к машине подбежал парнишка:— Товарищ командир, товарищ командир!
Что ж, бой не ждёт. — Влезай сюда, дружище! —И вот мы катим к месту вчетвером. Стоит парнишка — мины, пули свищут,И только рубашонка пузырём.
Подъехали. — Вот здесь. — И с разворотаЗаходим в тыл и полный газ даём. И эту пушку, заодно с расчётом,Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,И только не могу себе простить:Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,Но как зовут, забыл его спросить.
Кружились белые березки
Кружились белые березки,Платки, гармонь и огоньки,И пели девочки-подросткиНа берегу своей реки.
И только я здесь был не дома,Я песню узнавал едва. Звучали как-то по-иномуСовсем знакомые слова.
Гармонь играла с перебором,Ходил по кругу хоровод,А по реке в огнях, как город,Бежал красавец пароход.
Веселый и разнообразный,По всей реке, по всей странеОдин большой справлялся праздник,И петь о нем хотелось мне.
Петь, что от края и до края,Во все концы, во все края,Ты вся моя и вся родная,Большая Родина моя.
Дети поют о войне
(Посвящение поэта-ветерана школьникам)
Теркин на том свете
Тридцати неполных лет —Любо ли не любо —Прибыл ТеркинНа тот свет,А на этом убыл.
Так пойдет — строка в строкуВразворот картина. Но читатель начеку:— Что за чертовщина!
— В век космических ракет,Мировых открытий —Странный, знаете, сюжет— Да, не говорите!.
Ах, мой друг, читатель-дока,Окажи такую честь:Накажи меня жестоко,Но изволь сперва прочесть.
Не спеши с догадкой плоской,Точно критик-грамотей,Всюду слышать отголоскиНедозволенных идей.
И с его лихой ухваткойПодводить издалека —От ущерба и упадкаПрямо к мельнице врага.
И вздувать такие страстиИз запаса бабьих снов,Что грозят Советской властиПотрясением основ.
Не ищи везде подвоха,Не пугай из-за куста. Отвыкай. Не та эпоха —Хочешь, нет ли, а не та!
И доверься мне по старойДоброй дружбе грозных лет:Я зазря тебе не стануБайки баять про тот свет.
Вот и все, чем автор вкратцеУпреждает свой рассказ,Необычный, может статься,Странный, может быть, подчас. Но — вперед. Перо запело. Что к чему — покажет дело.
Повторим: в расцвете лет,В самой доброй силеНенароком на тот светПрибыл наш Василий.
Поглядит — светло, тепло,Ходы-переходы —Вроде станции метро,Чуть пониже своды.
Перекрытье — не четаДвум иль трем накатам. Вот где бомба ни чертаНе проймет — куда там!
(Бомба! Глядя в потолокИ о ней смекая,Теркин знать еще не мог,Что — смотря какая.
Что от нынешней — случисьПо научной смете —Так, пожалуй, не спастисьДаже на том свете
Вот такие бы вездеЗимние квартиры. Поглядим — какие гдеТут ориентиры.
Стрелка «Вход». А «Выход»? Нет. Ясно и понятно:Значит, пламенный привет,-Путь закрыт обратный.
Значит, так тому и быть,Хоть и без привычки. Вот бы только нам попитьГде-нибудь водички.
От неведомой жарыВ горле зачерствело. Да потерпим до поры,Не в новинку дело.
Видит Теркин, как туда,К станции конечной,Прибывают поездаИзо мглы предвечной. И выходит к поездам,Важный и спокойный,Того света комендант —Генерал-покойник. Не один — по сторонамНачеку охрана. Для чего — судить не нам,Хоть оно и странно:Раз уж списан ты сюда,Кто б ты ни был чином,Впредь до Страшного судаТрусить нет причины.
По уставу, сделав шаг,Теркин доложился:Мол, такой-то, так и так,На тот свет явился.
Генерал, угрюм на вид,Голосом усталым:— Ас которым,- говорит,-Прибыл ты составом?
Теркин — в струнку, как стоял,Тем же самым родом:— Я, товарищ генерал,Лично, пешим ходом.
— Как так пешим?— Виноват. (Строги коменданты!)— Говори, отстал, солдат,От своей команды?
Так ли, нет ли — все равноСпорить не годится. — Ясно! Будет учтено. И не повторится.
— Да уж тут что нет, то нет,Это, брат, бесспорно,Потому как на тот светНе придешь повторно.
Усмехнулся генерал:— Ладно. Оформляйся. Есть порядок — чтоб ты знал —Тоже, брат, хозяйство. Всех прими да всех устрой —По заслугам место. Кто же трус, а кто герой —Не всегда известно.
— Есть идти! —И поворотТеркин дал по форме.
И едва за стрелкой онПовернул направо —Меж приземистых колонн —Первая застава.
Тотчас все на карандаш:Имя, номер, дату. — Аттестат в каптерку сдашь,Говорят солдату.
Удивлен весьма солдат:— Ведь само собою —Не положен аттестатНам на поле боя. Раз уж я отдал концы —Не моя забота.
— Ты понятно, новичок,Вот тебе и дико. А без формы на учетВстань у нас поди-ка.
Но смекнул уже солдат:Нет беды великой. То ли, се ли, а назадВороти поди-ка.
Осмелел, воды спросил:Нет ли из-под крана?На него, глаза скосив,Посмотрели странно.
Поначалу на рожонТеркин лезть намерен:Мол, в печати отражен,Стало быть, проверен.
Видит Теркин, что уж тутИ беда, пожалуй:Не напишешь, так пришьютОт себя начало.
Нет уж, лучше, если сам. И у спецконторки,Примостившись, написалАвто-био Теркин.
Так и далее — родныхОтразил и близких,Всех, что числились в живыхИ посмертных списках.
Стол проверки бросил взглядНа его работу:— Расписался? То-то, брат. Следующий — кто там?
И такого никогдаНе знавал при жизни —Слышит:— Палец дай сюда,Обмакни да тисни.
Передернуло всего,Но махнул рукою. — Палец? Нате вам его. Что еще другое?.
Вышел Теркин на просторИз-за той решетки. Шаг, другой — и вот он, СтолМедсанобработки. Подошел — не миноватьПредрешенной встречи. И, конечно же, опятьНе был обеспечен.
Не подумал, сгорячаПротянувши ноги,Что без подписи врачаВ вечность нет дороги;
Что и там они, врачи,Всюду наготовеОтносительно мочиИ солдатской крови.
Ахнул Теркин:— Что за черт,Что за постановка:Ну как будто на курортМне нужна путевка!Сколько всяческой возниВ их научном мире.
Вдруг велят:— А ну, дыхни,Рот разинь пошире. Принимал?— Наоборот. -И со вздохом горьким:— Непонятный вы народ,-Усмехнулся Теркин.
Но солдат — везде солдат:То ли, се ли — виноват. Виноват, что в этой флягеНе нашлось ни капли влаги,-Старшина был скуповат,Не уважил — виноват.
Виноват, что холод жуткийЖег тебя вторые сутки,Что вблизи упал снаряд,Разорвался — виноват. Виноват, что на том светеЗа живых мертвец в ответе.
Но молчи, поскольку — тлен,И терпи волынку. Пропустили сквозь рентгенВсю его начинку.
Не забыли ничегоИ науки радиИсписали на негоТолстых три тетради.
Молоточком — тук да тук,Хоть оно и больно,Обстучали все вокруг —Чем-то недовольны.
Рассуждают — не таковЗапах. Вот забота:Пахнет парень табакомИ солдатским потом.
Мол, покойник со свежаВходит в норму еле,Словно там еще душаПритаилась в теле.
Но и полных данных нет,Снимок, что ль, нечеткий. — Приготовься на предметОбщей обработки.
— Баня? С радостью туда,Баня — это значитПерво-наперво — вода. — Нет воды горячей. — -Ясно! Тот и этот светВ данном пункте сходны. И холодной тоже нет?— Нету. Душ безводный.
— Вот уж это никуда! —Возмутился Теркин. — Здесь лишь мертвая вода. — Ну, давайте мертвой.
Раз уж так пошли дела,Не по доброй воле,Теркин ищет хоть углаВ мрачной той юдоли.
С недосыпу на земле,Хоть как есть, в одеже,Отоспаться бы в тепле —Ведь покой положен.
Вечный, сказано, покой —Те слова не шутки. Ну, а нам бы хоть какой,Нам бы хоть на сутки.
Впереди уходят вдаль,В вечность коридоры —Того света магистраль,-Кверху семафоры.
Строгий свет от фонарей,Сухость в атмосфере. А дверей — не счесть дверей,И какие двери!
Все плотны, заглушеныСпособом особым,Выступают из стеныВертикальным гробом.
И какую ни открой —Ударяет сильный,Вместе пыльный и сырой,Запах замогильный.
И у тех, что там сидят,С виду как бы люди,Означает важный взгляд:«Нету. И не будет».
Теркин мыслит: как же быть,Где искать начало?«Не мешай руководить!» —Надпись подсказала.
Что тут делать? НаконецНабрался отваги —Шасть к прилавку, где мертвецПодшивал бумаги.
Там за дверью первый стол,-Без задержки следуй —Тем же, за ухо, перстомПереслал к соседу.
И вели за шагом шагЭти знаки всуе,Без отрыва от бумагДальше указуя.
Соответственны словаДревней волоките:Мол, не сразу и Москва,Что же вы хотите?
Распишитесь тут и там,Пропуск ваш отмечен. Остальное — по частям. — Тьфу ты! — плюнуть нечем.
Смех и грех: навек почить,Так и то на делеБыло б легче получитьПлощадь в жилотделе.
Да притом, когда б живойСлышал речь такую,Я ему с его «Москвой»Показал другую.
Я б его за те словаСпосылал на базу. Сразу ль, нет ли та «Москва»,Он бы понял сразу!
И уже хотел уйти,Вспомнил, что, пожалуй,Не мешало б занестиВывод в книгу жалоб.
Но отчетлив был ответНа вопрос крамольный:— На том свете жалоб нет,Все у нас довольны.
Книги незачем держать,-Ясность ледяная. — Так, допустим. А печать —Ну хотя б стенная?
Ладно. Смотрит — за углом —Орган того света. Над редакторским столом —Надпись: «Гробгазета».
За столом — не сам, так зам,-Нам не все равно ли,-— Я вас слушаю,- сказал,Морщась, как от боли.
И в бессонный поиск свойВникнул снова с головой.
Весь в поту, статейки правит,Водит носом взад-вперед:То убавит, то прибавит,То свое словечко вставит,То чужое зачеркнет. То его отметит птичкой,Сам себе и Глав и Лит,То возьмет его в кавычки,То опять же оголит.
Знать, в живых сидел в газете,Дорожил большим постом. Как привык на этом свете,Так и мучится на том.
Вот притих, уставясь тупо,Рот разинут, взгляд потух. Вдруг навел на строчки лупу,Избоченясь, как петух.
И последнюю проверкуПрименяя, тот же листОн читает снизу кверху,А не только сверху вниз. Верен памятной науке,В скорбной думе морщит лоб.
Попадись такому в рукиЭта сказка — тут и гроб!Он отечески согретымУвещаньем изведет. Прах от праха того света,Скажет: что еще за тот?
Что за происк иль попыткаВоскресить вчерашний день,НеизжитокПережиткаИли тень на наш плетень?Впрочем, скажет, и не диво,Что избрал ты зыбкий путь. Потому — от коллективаОторвался — вот в чем суть.
Задурил, кичась талантом,-Да всему же есть предел,-Новым, видите ли, ДантомОбъявиться захотел.
Как же было не в догадку —Просто вызвать на бюроДа призвать тебя к порядку,Чтобы выправил перо.
Чтобы попусту бумагуНа авось не тратил впредь:Не писал бы этак с маху —Дал бы планчик просмотреть.
И без лишних притязанийПриступал тогда к труду,Да последних указанийДух всегда имел в виду.
Тут, конечно, автор сноваВозразил бы:— Дух-то дух. Мол, и я не против духа,В духе смолоду учен. И по части духа —Слуха,Да и нюха —Не лишен.
Но притом вопрос не праздныйВозникает сам собою:Ведь и дух бывает разный —То ли мертвый, то ль живой. За свои слова в ответеЯ недаром на посту:Мертвый дух на этом светеРазличаю за версту. И не той ли метой меченМертвых слов твоих набор. Что ж с тобой вести мне речи —Есть с живыми разговор!
Проходите без опаскиЗа порог открытой сказкиВслед за Теркиным моим —Что там дальше — поглядим.
Помещенья вроде ГУМа —Ходишь, бродишь, как дурной. Только нет людского шума —Всюду вечный выходной.
Сбился с ног, в костях ломота,Где-нибудь пристать охота.
Галереи — красота,Помещений бездна,Кабинетов до черта,А солдат без места.
Знать не знает, где привалМаеты бессонной,Как тот воин, что отсталОт своей колонны.
Догони — и с плеч гора,Море по колено. Да не те все номера,Знаки и эмблемы.
Неизвестных столько лиц,Все свои, все дома. А солдату — попадисьХоть бы кто знакомый.
В двух шагах перед тобойДруг-товарищ фронтовой.
Повстречал солдат солдата,Друга памятных дорог,С кем от Бреста брел когда-то,Пробираясь на восток.
С кем расстался он, как с другомРасстается друг-солдат,Второпях — за недосугомСовершить над ним обряд.
Не посетуй, что причалишьК месту сам, а мне — вперед. Не прогневайся, товарищ. И не гневается тот.
Вот он — в блеклой гимнастеркеБез погон —Из тех времен. «Значит, все,- подумал Теркин,-Я — где он. И все — не сон».
По какой такой причине —На том свете ли обвыкИли, может, старше в чинеОн теперь, чем был в живых?
Был хоть запад и восток,Хоть в пути паек подножный,Хоть воды, воды глоток!
Повернули с тротуараВ глубь задворков за углом,Где гробы порожней таройБыли свалены на слом.
Размещайся хоть на дневку,А не то что на привал. — Доложи-ка обстановку,Как сказал бы генерал.
Где тут линия позиций,-Жаль, что карты нет со мной,-Ну, хотя б-в каких границахРасположен мир иной?.
— Генерал ты больно скорый,Уточнился бы сперва:Мир иной — смотря который,-Как-никак их тоже два.
И от ног своих разутых,От портянок отвлечен,Теркин — тихо:— Нет, без шуток?. -Тот едва пожал плечом.
— Ты-то мог не знать — заглазно. Есть тот свет, где мы с тобой,И конечно, буржуазныйТоже есть, само собой.
Всяк свои имеет стеныПри совместном потолке. Два тех света, две системы,И граница на замке.
— Нет, брат,- все тому подобно,Как и в жизни — тут и там. — Но позволь: в тиши загробнойТоже — труд, и капитал,И борьба, и все такое?.
— Нет, зачем. Какой же труд,Если вечного покояОбстановка там и тут.
— Значит, как бы в оборонеЗагорают — тут и там?— Да. И, ясно, прежней ролиНе играет капитал.
Никакой ему лазейки,Вечность вечностью течет. Денег нету ни копейки,Капиталу только счет.
Ну, а в части распорядка —Наш подъем — для них отбой,И поверка, и зарядкаВ разный срок, само собой.
Вот и все тебе известно,Что у нас и что у них.
— Кто в иную пору прибыл,Тот как хочешь, а по мне —Был бы только этот выбор,-Я б остался на войне.
На войне о чем хлопочешь?Ждешь скорей ее конца. Что там слава или почестьБез победы для бойца.
Лучше нет — ее, победу,Для живых в бою добыть. И давай за ней по следу,Как в жару к воде — попить.
Не о смертном думай часе —В нем ли главный интерес:Смерть —Она всегда в запасе,Жизнь — она всегда в обрез.
— Так ли, друг?— Молчи, вояка,Время жизни истекло. — Нет, скажи: и так, и всяко,Только нам не повезло.
Не по мне лежать здесь лежнем,Да уж выписан билет. Ладно, шут с ним, с зарубежным,Говори про наш тот свет.
— Что ж, вопрос весьма обширен. Вот что главное усвой:Наш тот свет в загробном мире —Лучший и передовой.
И поскольку уготованВсем нам этак или так,Он научно обоснован —Не на трех стоит китах.
Где тут пекло, дым иль копотьИ тому подобный бред?— Все же, знаешь, сильно топят,-Вставил Теркин,- мочи нет.
— Да не топят, зря не сетуй,Так сдается иногда. Кто по-зимнему одетыйТранспортирован сюда.
Здесь ни холодно, ни жарко —Ни полена дров, учти. Точно так же — райских парковДаже званья не найти.
С басней старой все несходно —Где тут кущи и сады?— А нельзя ль простой, природнойГде-нибудь глотнуть воды?
— Забываешь, Теркин, где ты,Попадаешь в ложный след:Потому воды и нету,Что, понятно, спросу нет.
Недалек тот свет соседний,Там, у них, на старый лад —Все пустые эти бредни:Свежесть струй и адский чад.
Там у них устои шатки,Здесь фундамент нерушим,Есть, конечно, недостатки,-Но зато тебе — режим.
Там, во-первых, дисциплинаПротив нашенской слаба. И, пожалуйста, картина:Тут — колонна, там — толпа.
Наш тот свет организованС полной четкостью во всем:Распланирован по зонам,По отделам разнесен. Упорядочен отменно —Из конца пройди в конец. Посмотри:Отдел военный,Он, понятно, образец.
И в своем строю лежачемИм предстал сплошной грядойТот Отдел, что обозначенБыл армейскою звездой.
Лица воинов спокойны,Точно видят в вечном сне,Что, какие были войны,Все вместились в их войне.
Отгремел их край передний,Мнится им в безгласной мгле,Что была она последней,Эта битва на земле;
Теркин будто бы рассеян,-Он еще и до войныДань свою отдал музеямПод командой старшины.
Там соха иль самопрялка,Шлемы, кости, древний кнут,-Выходного было жалко,Но иное дело тут.
Тут уж верно — случай редкийВсе увидеть самому. Жаль, что данные разведкиНе доложишь никому.
Так, дивясь иль брови хмуря,Любознательный солдатСозерцал во всей натуреТот порядок и уклад.
Ни покоя, мыслит Теркин,Ни веселья не дано. Разобрались на четверкиИ гоняют в домино.
Вот где самая отрада —Уж за стол как сел, так сел,Разговаривать не надо,Думать незачем совсем.
Разгоняют скукой скуку —Но таков уже тот свет:Как ни бьют — не слышно стуку,Как ни курят — дыму нет.
Ах, друзья мои и братья,Кто в живых до сей поры,Дорогих часов не тратьтеДля загробной той игры.
Миновал костяшки эти,Рядом — тоже не добро:Заседает на том светеПреисподнее бюро.
Здесь уж те сошлись, должно быть,Кто не в силах поборотьЗаседаний вкус особый,Им в живых изъевший плоть.
Им ни отдыха, ни хлеба,-Как усядутся рядком,Ни к чему земля и небо —Дайте стены с потолком.
Им что вёдро, что ненастье,Отмеряй за часом час,Целиком под стать их страстиВечный времени запас.
Вот с величьем натуральнымНад бумагами склонясь,Видно, делом персональнымЗанялися — то-то сласть.
Тут ни шутки, ни улыбки —Мнимой скорби общий тон. Признает мертвец ошибкиИ, конечно, врет при том.
Врет не просто скуки ради,Ходит краем, зная край. Как послушаешь — к наградеПрямо с ходу представляй.
Но позволь, позволь, голубчик,Так уж дело повелось,Дай копнуть тебя поглубже,Просветить тебя насквозь.
Стой-постой! Видать персону. Необычный индивидСам себе по телефонуНа два голоса звонит.
Перед мнимой секретаршейТем усердней мечет лесть,Что его начальник старший —Это лично он и есть.
И упившись этим тоном,Вдруг он, голос изменив,Сам с собою — подчиненным —Наставительно учтив.
Отвернувшись от болванаС гордой истовостью лиц,Обсудить проект романаЧлены некие сошлись.
Этим членам все известно,Что в романе быть должноИ чему какое местоНаперед отведено.
Изложив свои наметки,Утверждают по томам. Нет — чтоб сразу выпить водки,Закусить — и по домам.
Дальше — в жесткой оборонеОчертил запретный кругКандидат потустороннихИли доктор прахнаук.
В предуказанном порядкеКнижки в дело введены,В них закладками цитаткиДля него застолблены.
За картиною картина,Хлопцы дальше держат путь. Что-то вслух бубнит мужчина,Стоя в ящике по грудь.
В некий текст глаза упрятал,Не поднимет от листа. Надпись: «Пламенный оратор» —И мочалка изо рта.
Не любил и в жизни бреннойМой герой таких речей. Будь ты штатский иль военный,Дай тому, кто побойчей.
Вечный сон. Закон природы. Видя это все вокруг,Своего экскурсоводаТеркин спрашивает вдруг:
— А какая здесь работа,Чем он занят, наш тот свет?То ли, се ли — должен кто-тоДелать что-то?— То-то — нет.
В том-то вся и закавыкаИ особый наш уклад,Что от мала до великаВсе у нас руководят.
— Как же так — без производства,Возражает новичок,-Чтобы только руководство?— Нет, не только. И учет.
— Ах, вот так! Тогда, пожалуй,Ничего. А то беда. Это вроде как машинаСкорой помощи идет:Сама режет, сама давит,Сама помощь подает.
— Ты, однако, шутки этиПро себя, солдат, оставь. — Шутки!Сутки на том свете —Даже к месту не пристал.
Никому бы не мешая,Без бомбежки да в теплеМне поспать нужда большаяС недосыпу на земле.
— Вот чудак, ужели трудноУяснить простой закон:Так ли, сяк ли — беспробудныйТы уже вкушаешь сон. Что тебе привычки тела?Что там койка и постель?.
— Но зачем тогда отделы,И начальства корпус целый,И другая канитель?
Тот взглянул на друга хмуро,Головой повел:— Нельзя. — Почему?— Номенклатура,-И примолкнули друзья.
Теркин сбился, огорошенТочно словом нехорошим.
— Ничего нельзя, дружок. Пробовали. Где там!
Кадры наши, не забудь,Хоть они лишь тени,Кадры заняты отнюдьНе в одной Системе.
Тут к вопросу подойти —Шутка не простая:Кто в Системе, кто в Сети —Тоже Сеть густая.
Ну-ка, вдумайся, солдат,Да прикинь, попробуй:Чтоб убавить этот штат —Нужен штат особый.
Теркин под локоть дружкаТронул осторожно:— А какая все тоска,Просто невозможно. Ни заботы, ни труда,А тоска — нет мочи. Ночь-то — да. А день куда?— Тут ни дня, ни ночи.
Позабудь, само собой,О зиме и лете. — Так, похоже, мы с тобойНа другой планете?
— Нет, брат. Видишь ли, тот светДанный мир забвенный,Расположен вне планетИ самой Вселенной.
Дислокации иной —Ясно?— Как не ясно:То ли дело под лунойДаже полк запасный. Там — хоть норма голоднаИ гоняют лихо,Но покамест есть война —Виды есть на выход.
Теркин слышит, не поймет —Вроде, значит, кормят?— А паек загробный тотПо какой же норме?
— По особой. ПояснюПостановку эту:Обозначено в меню,А в натуре нету.
И на Теркина солдатКак-то сбоку бросил взгляд. Так-то близко, далеко лиНовый видится квартал. Кто же там во власть покояПеред вечностью предстал?
— Посмотреть бы тоже ценно. — Да нельзя, поскольку онНи гражданским, ни военнымЗдесь властям не подчинен.
— Что ж. Особый есть Особый. И вздохнув, примолкли оба.
За черту из-за черты,С разницею малой,Область вечной мерзлотыВ вечность их списала.
Память, как ты ни горька,Будь зарубкой на века!
— Кто же все-таки за гробомУправляет тем Особым?
— Тот, кто в этот комбинатНас послал с тобою. С чьим ты именем, солдат,Пал на поле боя. Сам не помнишь? Так печатьДонесет до внуков,Что ты должен был кричать,Встав с гранатой. Ну-ка?
— Без печати нам с тобойЗнато-перезнато,Что в бою — на то он бой —Лишних слов не надо.
Так идут друзья рядком. Вволю места думамИ под этим потолком,Сводчатым, угрюмым.
Теркин вовсе помрачнел. — Невдомек мне словно,Что Особый ваш ОтделЗа самим Верховным.
— Все за ним, само собой,Выше нету власти. — Да, но сам-то он живой?— И живой. Отчасти.
Для живых родной отец,И закон, и знамя,Он и с нами, как мертвец,-С ними он и с нами.
Устроитель всех судеб,Тою же пороюОн в Кремле при жизни склепСам себе устроил.
Теркин шапкой вытер лоб —Сильно топят все же,-Но от слов таких ознобПробежал по коже.
И смекает голова,Как ей быть в ответе,Что слыхала те слова,Хоть и на том свете.
— Теркин, знаешь ли, что тыНагражден посмертно?Ты — сюда с передовой,Орден следом за тобой.
К нам приписанный навеки,Ты не знал наверняка,Как о мертвом человекеЗдесь забота велика.
Доложился — и порядок,Получай, задержки нет.
— Лучше все-таки наградаБез доставки на тот свет.
Лучше быть бы ей в запасеДля иных желанных дней:Я бы даже был согласенИ в Москву скатать за ней.
Так и быть уже. Да что там!Сколько есть того путиПо снегам, пескам, болотамС полной выкладкой пройти.
То ли дело мимоходомПовстречаться с той Москвой,Погулять с живым народом,Да притом, что сам живой.
Или вовсе скажут: рано,Не видать еще заслуг. Я оспаривать не стану. Я — такой. Ты знаешь, друг.
— Но сперва бы мне до местаПритулиться где-нибудь.
— Ах, какое нетерпенье,Да пойми — велик заезд:Там, на фронте, наступленье,Здесь нехватка спальных мест.
Ты, однако, не печалься,Я порядок наведу,У загробного начальстваЯ тут все же на виду.
Словом, где-нибудь приткнемся. Что смеешься?— Ничего. На том свете без знакомстваТоже, значит, не того?
Отмахнулся друг бывалый:Мол, с бедой ведем борьбу. — А еще тебе, пожалуй,Поглядеть бы не мешалоВ нашу стереотрубу.
Нет, совсем не край передний,Не в дыму разрывов бой,-Целиком тот свет соседнийЗа стеклом перед тобой.
В четкой форме отраженьяНа вопрос прямой ответ —До какого разложеньяДокатился их тот свет.
Теркин слышит хладнокровно,Даже глазом не повел. — Да. Но тоже весь условныйЭтот самый женский пол?.
И опять тревожным взглядомТот взглянул, шагая рядом.
— Что условный — это да,Кто же спорит с этим,Но позволь и мне тогдаКое-что заметить.
Я подумал уж не раз,Да смолчал, покаюсь:Не условный ли меж насТы мертвец покамест?
По карманным уголкамДа из-за подкладки —С хлебной крошкой пополам —Выгреб все остатки.
Затянулся, как живой,Той наземной, фронтовой,Той надежной, неизменной,Той одной в страде военной,В час грозы и тишины —Вроде старой злой жены,Что иных тебе дороже —Пусть красивей, пусть моложе(Да от них и самый вред,Как от легких сигарет).
Угощаются взаимноРазным куревом дружки. Оба — дымныйИ бездымныйПроверяют табаки.
— Нет, а я оттуда выбыл,Но и здесь, в загробном сне,-То, чего не съел, не выпил,-Не дает покоя мне.
Не добрал, такая жалость,Там стаканчик, там другой. А закуски той осталось —Ах ты, сколько — да какой!
За рекой Угрой в землянке —Только сел, а тут «в ружье!» —Не доел консервов банки,Так и помню про нее.
У хозяйки белорусскойНе доел кулеш свиной. Правда, прочие нагрузки,Может быть, тому виной.
А вернее — сам повинен:Нет — чтоб время не терять —И того не споловинил,Что до крошки мог прибрать.
Тут, встревожен не на шутку,Друг прервал его:— Минутку!.
Докатился некий гул,Задрожали стены. На том свете свет мигнул,Залились сирены.
Дали вскорости отбой. — Что у вас такое?
— Так и быть — скажу тебе,Но держи в секрете:Это значит, что ЧПНынче на том свете.
По тревоге розыск свойПодняла Проверка:Есть опасность, что живойПросочился сверху.
— И по-дружески, любя,Теркин, будь уверен —Я дурного для тебяДелать не намерен.
— Все ты шутки шутишь, брат,По своей ухватке. Фронта нет, да есть штрафбат,Органы в порядке.
Словом, горе мне с тобой,-Ну какого чертаБродишь тут, как чумовой,Беспокоишь мертвых.
Нет — чтоб вечности служитьС нами в тесной смычке,-Всем в живых охота жить. — Дело, брат, в привычке.
— От привычек отвыкай,Опыт расширяя,У живых там, скажешь,- рай?— Далеко до рая.
— То-то!— То-то, да не то ж. — До чего упрямый. Может, все-таки дойдешьВ зале в этой самой?
— Не хочу. — Хотеть — забудь. Да и толку мало:Все равно обратный путьПовторять сначала.
— До поры зато в строю —Хоть на марше, хоть в бою.
Срок придет, и мне травоюГде-то в мире прорасти. Но живому — про живое,Друг бывалый, ты прости.
Если он не даром прожит,Тыловой ли, фронтовой —День мой вечности дороже,Бесконечности любой.
А еще сознаться можно,Потому спешу домой,Чтоб задачей неотложнойЗагорелся автор мой.
Пусть со слов моих подробноОтразит он мир загробный,Все по правде. А приврет —Для наглядности подсобной —Не беда. Наоборот.
Так что, брат, с меня довольноДо пребудущих времен. — Посмотрю — умен ты больно!— А скажи, что не умен?
Прибедняться нет причины:Власть Советская самаС малых лет уму учила —Где тут будешь без ума?
На ходу снимала пробу,Как усвоил курс наук. Не любила ждать особо,Если понял что не вдруг.
Заложила впредь задаткиДело видеть без очков,В умных нынче нет нехватки,Поищи-ка дураков.
— А куда же их, примерно,При излишестве таком?— С дураками планомерноМы работу здесь ведем.
Изучаем доскональноИх природу, нравы, быт,Этим делом специальныйГлавк у нас руководит.
Дуракам перетасовкуУчиняет на постах. Посылает на низовку,Выявляет на местах.
Тех туда, а тех туда-то —Четкий график наперед. — Ну, и как же результаты?— Да ведь разный есть народ.
От иных запросишь чуру —И в отставку не хотят. Тех, как водится, в цензуру —На повышенный оклад.
— Только лишняя тревога. Видел, что за поездаНеизменною дорогойНаправляются сюда?
Все сюда, а ты обратно,Да смекни — на чем и как?— Поезда сюда, понятно,Но отсюда — порожняк?
Или память отказала,Позабыл в загробном сне,Как в атаку нам, бывало,Доводилось на броне?
А к живым из края мертвых —На площадке тормозной —Это что — езда с комфортом,-Жаль, не можешь ты со мнойБросить эту всю халтуруИ домой — в родную часть.
И внезапно из тоннеля —Вдруг — состав порожняка.
Долей малой перевесилГруз, тянувший за шинель. И куда как бодр и весел,Пролетает сквозь тоннель.
Да ему и толку мало:Порожняк и порожняк. И прощальный генералуТеркин ручкой сделал знак.
Дескать, что кому пригодней. На себя ответ беру,Рад весьма, что в преисподнейНе пришелся ко двору.
И как будто к нужной целиПрямиком на белый свет,Вверх и вверх пошли тоннелиВ гору, в гору. Только — нет!
Чуть смежил глаза устало,И не стало в тот же мигНи подножки, ни состава —На своих опять двоих.
Вот что значит без билета,Невеселые дела. А дорога с того светаДалека еще была.
Там в страде невыразимой,В темноте — хоть глаз коли —Всей войны крутые зимыИ жары ее прошли.
Там руин горячий щебеньБомбы рушили на грудь,И огни толклися в небе,Заслоняя Млечный Путь.
Там валы, завалы, кручиГромоздились поперек. И песок сухой, сыпучийИз-под ног бессильных тек.
И мороз по голой кожеДрал ножовкой ледяной. А глоток воды дорожеЖизни, может, был самой.
И до робкого сознанья,Что забрезжило в пути,-То не Теркин был — дыханьеОдинокое в груди.
Но вела, вела солдатаСила жизни — наш ходатайИ заступник всех верней,-Жизни бренной, небогатойЗолотым запасом дней.
Как там смерть ни билась круто,Переменчива борьба,Час настал из долгих суток,И настала та минута —Дотащился до столба.
До границы. Вот застава,Поперек дороги жердь. И дышать полегче стало,И уже сама усталаИ на шаг отстала Смерть.
Вот уж дома — только б ногиПерекинуть через край. Но не в силах без подмоги,Пал солдат в конце дороги. Точка, Теркин. Помирай.
А уж то-то неохота,Никакого нет расчета,Коль от смерти ты утек. И всего-то нужен кто-то,Кто бы капельку помог.
Так бывает и в обычнойНашей сутолоке здесь:Вот уж все, что мог ты лично,Одолел, да вышел весь.
И за той минутой шаткойНам из сказки в быль пора.
— Редкий случай в медицине,-Слышит Теркин, как сквозь сон.
Проморгался в теплой хате,Простыня — не белый снег,И стоит над ним в халатеНе покойник — человек.
Поздравляют с Новым годом. — Ах, так вот что — Новый год!И своим обычным ходомЗа стеной война идет.
Отдохнуть в тепле не шутка. Дай-ка, думает, вздремну.
И дивится вслух наука:— Ай да Теркин! Ну и ну!Воротился с того света,Прибыл вновь на белый свет. Тут уж верная примета:Жить ему еще сто лет!
— Как же: Теркин на том свете!— Озорство и произвол:Из живых и сущих в нетиАвтор вдруг его увел. В мир загробный.
— А постолькуСам собой встает вопрос:Почему же не на стройку?— Не в колхоз?— И не в совхоз?— Почему не в цех к мотору?— Не к мартену?— Не в забой?— Даже, скажем, не в контору? —Годен к должности любой.
— Молодца такой закваски —В кабинеты — не расчет. — Хоть в ансамбль грузинской пляски,Так и там не подведет.
— Прозевал товарищ автор,Не потрафил в первый ряд —Двинуть парня в космонавты. — В космонавты — староват.
Ах, читатель, в этом смыслеОдного ты не учел:Всех тех мест не перечислить,Где бы Теркин подошел.
Спор о том, чьим быть героюПри наличье стольких свойств,Возникал еще пороюМеж родами наших войск.
Теркин — тем ли, этим боком —В жизни воинской своейБлизок был в раскате днейИ с войны могучим богом,И гремел по тем дорогамС маршем танковых частей,И везде имел друзей,Оставаясь в смысле строгомЗа царицею полей.
И совсем не по законуБыл бы он приписан мной —Вдруг — по ведомству какомуИли отрасли одной.
На него уже управаНедействительна моя:Где по нраву —Там по правуВыбирает он края.
И такой сюжет для сказкиЯ избрал не потому,Чтобы только без подсказкиСладить с делом самому.
Я в свою ходил атаку,Мысль одна владела мной:Слажу с этой, так со всякойСказкой слажу я иной.
И в надежде, что задачаМне пришлася по плечу,Я — с чего я книжку начал,Тем ее и заключу.
Я просил тебя покорноПрочитать ее сперва. И теперь твои бесспорны,А мои — ничто — права.
Не держи теперь в секретеТу ли, эту к делу речь. Мы с тобой на этом свете:Хлеб-соль ешь,А правду режь.
Я тебе задачу задал,Суд любой в расчет беря. Пушки к бою едут задом —Было сказано не зря.
Александр Твардовский — Кружились белые березки
Кружились белые березки, Платки, гармонь и огоньки, И пели девочки-подростки На берегу своей реки.
И только я здесь был не дома, Я песню узнавал едва. Звучали как-то по-иному Совсем знакомые слова.
Гармонь играла с перебором, Ходил по кругу хоровод, А по реке в огнях, как город, Бежал красавец пароход.
Веселый и разнообразный, По всей реке, по всей стране Один большой справлялся праздник, И петь о нем хотелось мне.
Петь, что от края и до края, Во все концы, во все края, Ты вся моя и вся родная, Большая Родина моя.
О скворце
На крыльце сидит боец. На скворца дивится:— Что хотите, а скворецПравильная птица.
День-деньской, как тут стоим,В садике гореломЗанимается своимПо хозяйству делом.
Починяет домик свой,Бывший без пригляда. Мол, война себе войной,А плодиться надо!
